— Да, черт побери! Алло!
— Эллина Макдауэл? — это был Генри. — Не помешал?
— Гхм. — Она сразу нахмурилась и отстранилась от Майка. — Нет. Не помешали.
— У вас странный голос. Может быть, вы не одна? И-и…
— Я одна. Что вы хотели? И откуда вы узнали мой домашний номер?
— Не важно. Я хотел дать вам еще один шанс.
— Что, типажей не хватает?
Он снова рассмеялся от души.
— Хватает. Просто… вы мне очень понравились. Можно сказать — заинтриговали.
Да у меня сегодня аншлаг! — подумала Элли.
— И что?
— К работе я приступаю не раньше, чем через пару недель. За то время, пока меня не будет в Нью-Йорке, вы еще раз подумайте, взвесьте все «за» и «против», а потом встретимся и поговорим.
— Имейте в виду: стричься я не буду! — Она глянула на Майка: тот сделал страшные глаза, догадавшись, с кем она говорит. — И Сида не отдам!
— Почему?
— Я его уже пристроила в хорошие руки.
— Жаль. Ему бы понравилось в моей деревне.
— Разводите в своей деревне своих собак. А чужих — не троньте.
— Ну хорошо. Все-таки, чувствуется, я вас отвлек. Всего хорошего, думайте. И… приятного вечера!
Но вечер не был приятным. Он был совсем неприятным. Элли, опустив глаза и отойдя на безопасное расстояние, сказала Майку, что произошедшее им обоим лучше забыть.
Он ушел, хлопнув дверью, а она обессиленно упала на кровать. Великой миллионершей, которая может послать к чертям любого продюсера и так же легко выбрать первого понравившегося мужчину, она себя не ощущала. А воспоминания о поцелуях с Майком вызывали в ней противоречивые ощущения: с одной стороны ей было до одури приятно осознавать, что он ее любит, но с другой — она чувствовала себя виноватой. Нельзя так жестоко поступать с этим красивым, романтичным юношей, хорошо, что она его прогнала и не стала… Ведь они неизбежно расстанутся. Да, расстанутся, в чем не может быть никаких сомнений. Потому что пять лет разницы.
И все-таки… И все-таки что-то цепляло ее в этом парнишке. Может быть, его совсем недетская манера вести себя с ней как с женщиной: властно и даже эгоистично. Обычно она могла диктовать ему свои условия на правах старшей подруги, но, видимо, на территории любви Майк привык чувствовать себя полноправным хозяином положения. И это возбуждало. Пожалуй, даже больше всего остального.
И это заставило ее обхватить себя за плечи и, скорчившись на одинокой кровати, простонать: «Ма-айк! Как ты нужен мне!»
В воскресенье было поздно исправлять ошибки, потому что Майк приехал клеить обои вместе с Джимом. Тот никак не мог нахвалиться рассказами о приватном танце, который ему, как представителю известного журнала, достался в качестве подарка за счет ночного клуба… Джим не переставая молол языком все утро, но постепенно до него стало доходить, что в обстановке что-то не так: Элли и Майк совершенно не разговаривают друг с другом.
Он не знал, что между ними уже произошел один короткий диалог в кладовке:
— Извини за вчерашнее. Наверное, я слишком поторопился.
— Это ты меня извини.
— Впредь буду осторожнее!
Она не стала спрашивать, что означает это «впредь», но и возражать не стала.
Остаток дня Майк избегал смотреть ей в глаза, она тоже не стремилась к общению, оба сильно переживали вчерашнее, и поэтому не заметили, с какого момента Джим стал смотреть на них с хитрым пониманием. И через пару часов, окончательно утвердившись в своем выводе, он качнул головой и тихо присвистнул собственной догадке: ай да братец!
— И давно это у вас? — спросил он, когда Элли ушла в магазин.
— О чем ты?
— Брось, Майк, я слишком хорошо знаю твои заморочки: если ты не испытываешь к девушке хотя бы симпатии, у вас ничего не может быть.
— А у нас ничего и не было.
— В самом деле?
— Это касается только нас двоих.
— Майк, то, что ты влюблен в нее, я понял еще два года назад. А вчера ты, похоже, отважился раскрыть карты. Или еще на что-нибудь?..
Майк взял его за грудки:
— Не смей говорить об этом в подобном тоне! Или я сверну тебе шею.
— Ну извини. Я тоже уважаю Элли, но… Майк, мы же так прекрасно дружили втроем! А ты все испортил. Уверен, что и она была в шоке.
После этих слов Джим получил затрещину и серьезно обиделся на брата. А Элли теперь была уверена, что, начиная с сегодняшнего дня, их дружбе втроем пришел конец.
…Хозяйка осталась довольна неожиданным ремонтом, даже вернула деньги за те две недели, которые были проплачены вперед, до конца сентября, и пожелала Элли удачи в дальнейшей жизни. Последнее было как нельзя кстати.
Утро понедельника, на которое был назначен вылет в Швейцарию, ознаменовалось второй перегрызенной ножкой фамильного рояля. Валентина начала терять терпение.
— Сид! Милый мой Силушка! Этому предмету, да, вот этому, со смешными дощечками, которые опускаются под лапками, воют и поют… этому инструменту — ты не поверишь — сто лет! Сто лет — это очень много. За сто лет можно перегрызть кучу приятных на вкус вещей. Понимаешь?
Сид наклонил голову на бок, внимательно глядя ей в глаза.
— А ты! Ты испортил эту штуку всего за два дня! Сто лет она стояла, как новенькая, а после тебя, Сид…
— Чему ты его учишь? — Элли описывала круги по сквозным комнатам и коридорам квартиры, собирая вещи. — Лучше отдай мне свою сумочку для косметики. Я не могу лететь без нее, а моя где-то потерялась.
— Еще бы!
— Перестань.
— Не перестану. Твоя голова забита черт знает чем. Я, конечно, не знаю подробностей (что с твоей стороны очень подло — мне их не рассказать), но уверена, что «крышу» тебе снесло тем, что случилось у тебя с Майком. Вот ты и не помнишь, где вещи.