Семнадцать белых роз - Страница 7

К оглавлению

У нее отвисла челюсть. Это было гораздо круче, чем щенок.

— Ну что такое? Ты же всегда брала отпуск осенью, дорогая? Вот мы и подгадали.

— Но, Сид, еще только середина сентября, а я всегда уходила в октябре. И ездила не в Швейцарию, а к маме.

— По-моему, Швейцария гораздо лучше штата Великих Озер. Ну, Элли, успокойся, я провозглашаю первый тост за тебя!

— Спасибо.

— Да, забыл спросить, как ты назвала этого бедолагу?

— Бедолагу-то?

— Да… — Сид картинно улыбался, оглядываясь вокруг себя, словно ведущий шоу: ну-ка, давайте посмотрим, что у нас там получилось?

— Он стал твоим тезкой.

— То есть?

— Его зовут Сид.

Щенок тявкнул. Видимо, уже стал привыкать к новой кличке.

Воцарилось глубокое молчание, которое нарушалось только радостным поскуливанием из коробки. Потом кто-то хихикнул.

— Ну что ж, — с вытянувшимся лицом произнес он. — Думаю, мы все имеем право называть своих животных так, как хотим. Ну что ж… Давайте выпьем за Элли!

— А как же вы две недели без корректора-то? Ведь я же одна на рекламе?

— Ну… — Сид махнул рукой, — возьмем другую. Временно, конечно… За тебя, дорогая!

Потом было поздно что либо исправлять. Было поздно о чем-то жалеть и пытаться вернуть на круги своя. Когда это произошло, она не отследила, но вдруг отчетливо поняла: ее увольняют. Она больше не работает в престижном глянцевом журнале. Не работает с понедельника, когда начинается срок ее путевки в Швейцарские Альпы! Элли в отчаянии потерла лоб, как бы пытаясь оценить собственную адекватность: может быть, все это снится? Неужели так бывает в реальной жизни? Все сразу и так неотвратимо…

Но нет, ошибки быть не могло: Сид всегда именно так расставался с женщинами — дарил им дорогой подарок и уходил. После этого можно было рассчитывать только на мимолетный редкий секс, но никак не на длительные отношения. Исключением из всех его правил смогла стать только Хелен… Однако и путевку никак нельзя считать дорогим подарком: обычно это были автомобили или драгоценности. Элли усмехнулась: видать, она стоит только путевки на курорт, не более того! А ведь, между прочим, на эти отношения потеряны целых три года ее молодой жизни!

Элли судорожно собирала свои вещи в коробку. Все ясно. Господи, как все предельно ясно, несмотря на лживые улыбки коллег и приятелей. И не будет она тут сидеть больше ни минуты!

В маленьком банкетном зале веселье лилось рекой, а виновница торжества через пару минут собиралась покинуть эти стены навсегда. Она даже не могла смотреть на Майка и Джима, до того было тяжело. Хотелось расплакаться, но в полном одиночестве, потому что любое сочувствие сейчас только усилит ее отчаяние.

Оба близнеца внимательно следили за ней глазами и изредка многозначительно переглядывались.

— Если вы скажете хоть слово, я разобью о ваши головы монитор!

— А мы молчим.

— Все. Кажется, все собрала!

— Элли…

Она резко развернулась к ним:

— Вы знали?

— Э-э-э.

— Ну?!! Говори!

— Знали.

— Болваны!!!

— Ну, Элли…

— Поэтому ты быстренько нашел мне другую работу?

— Нет! Клянусь, это случайность! — Майк вытаращил на нее огромные глаза и часто-часто заморгал. Похоже, он говорил правду.

— Ладно, это уже не имеет значения. Своего слона и вот эту коробку с вещами привезете мне завтра домой. Я не хочу тут больше появляться вообще.

— А остальные подарки?

— Заберу сейчас. Куда же я эту живность оставлю? — Она стояла, в одной руке сжимая горшок с фикусом, а в другой — поводок Сида-маленького.

— Ты сейчас похожа на юную Натали Портман в ее дебютном фильме «Лион». Только там не было собачки на поводке. А в остальном — то же самое: цветок, сумка на плече и отчаяние в глазах.

— Майк, я тебя убью!

— Иди-ка ты лучше к продюсеру, если уж мы заговорили о фильмах…

— Какая прелесть! — радостно воскликнул интересный шатен за крайним столиком у входа, едва она протиснулась со своими подарками в двери кафе.

— Спасибо!

— Нет, я не про вас, а про собаку. — Мужчина явно куражился. — Я увидел вас в окно, когда вы еще только подходили к кафе. Как его зовут?

— Откуда вы знаете, что это он?

— По морде видно. Я очень люблю спаниелей.

— Тогда забирайте его себе! — Что?

— Ничего. Просто мне его подарили сегодня утром, а девать все равно некуда, придется родителям отвозить. Вот и сорвалось с языка. Прошу прощения.

— Ясно… Иди сюда, лапа! — Мужчина наклонился, вытянул руки, и Сид-маленький, радостно взвизгивая, облизал его шею и подбородок. — Сейчас мы тебя покормим! Здесь так вкусно пахнет, правда?

Казалось, он забыл про Элли. По крайней мере, сейчас его интересовал только щенок.

— Ну, хороший мой, рассказывай, что ты любишь покушать. Все-таки как его зовут? — не поднимая головы, спросил он.

— Сид.

— Почему Сид? Ах ты!.. Ах ты!..

— Потому. Мы с вами будем о чем-то говорить или ограничимся тем, что угостим моего спаниеля?

— Да, поговорим. Меня зовут Генри Микст.

— А меня…

— Я знаю. Ваш друг мне все про вас рассказал.

— Все?

— Все. А ты, озорник! Зачем тебе скатерть?

— Ну тогда, — Элли возмущенно пожала плечами, — я даже не знаю!

— А я знаю. Сейчас мы перекусим и пойдем ко мне в офис. Он тут недалеко. Там и поговорим. Любезный, принесите нам, пожалуйста, отварного мяса. Без соли и без специй. И молока.

…В продюсерском кабинете Генри Микста царил совершенно не продюсерский творческий беспорядок. Больше это помещение напоминало кабинку для монтажа: всюду провода, диски; стены оклеены разноцветными бумажками с напоминаниями и списками каких-то фамилий; два стола с мониторами и книжные стеллажи уставлены офисными папками; пол завален журналами и коробками для фотографий… Все это разнообразие очень понравилось Сиду.